— Анна Павловна, да что ж вы такое делаете-то?
— Что такое? — Боярыня строго свела брови.
— Ну как же! Молодую красивую бабу, почитай, девкам твоим ровесницу, во власть немого калеки отдать… Хоть и родич он вам, но нельзя же так!
— Та-ак… — Куда только девалась строгая, но справедливая наставница, которая только что хвалила повариху! Перед Плавой стояла хозяйка крепости, сердитая до крайности. — Запомни: семейные дела Лисовинов тебя не касаются. Твоя забота — кухня, только для этого тебя из холопства выкупили и сюда привезли.
Не ожидавшая такого резкого и совершенно, по ее мнению, незаслуженного выговора Плава вспыхнула, развернулась и скрылась на кухне. Анна слышала, как по дороге она обругала кухонную девку, не успевшую убраться с ее пути, что-то пнула и загремела утварью, бурча себе под нос.
«Обидно? Ничего, переживешь. Тебя ведь не спрашивали, милая, а коли полезла не в свое дело — получай по носу. Зато в другой раз свое место знать будешь. И мне с тобой меньше мороки. Ну и Лисовинов впредь и сама языком трогать не станешь, и других остережешь».
На посиделках в тот вечер отроки с девицами конечно же бурно обсуждали события торгового похода, но когда Анна наконец освободилась, Андрея, к ее огромному облегчению, рядом с ними не было. С самых первых дней заведено было строгое правило, чтобы на таких сборищах обязательно присутствовал кто-то из взрослых. Вот и сейчас среди молодежи сидел Илья, а чуть в сторонке, прислонившись к стене плечом, стоял Алексей. Илья, по своему обыкновению, вещал:
— Подъезжаем мы, значит, к селу… По всему видать, сеча тут произошла жуткая: где-то дом горит, прям посреди улицы тать убитый валяется, Петруха с выпученными глазами куда-то во главе своих отроков бежит. И вижу я, что бежит-то он не просто так. Вот, ей-богу, прям на лбу написано: «Щас убью!» Меня аж дрожь пробрала: а ну как своих не узнает и на нас свои кровожадные желания исполнять станет? Но Бог миловал — до нас не добежали, куда-то за угол свернули. Однако же народ у нас в обозе насторожился — мало ли что? Потихонечку оружие, у кого какое было, вытянули и по сторонам внимательно поглядываем.
Илья сделал паузу и оглядел слушателей — достаточно ли те прониклись напряженностью ситуации.
— И вдруг… — присутствующие замерли, раскрыв рты. — Из-под забора курица ка-ак выскочит! Да прямо под ноги Архиповой кобыле. Кобыла в сторону ка-ак сиганет, Архип из телеги ка-ак выпадет, да ка-ак заорет… Ну чего он орал, отроки догадываются, а девицам про то знать не надобно… А на тот крик из-под того же забора собака ка-ак кинется, да ка-ак начнет Архипа драть. Ну сами понимаете, я такого стерпеть не мог: ухватил дрын да ка-ак хрястну! Точно убил бы животину, да она, зараза, такая шустрая оказалась… В общем, ребятушки, попасть-то я попал, да только по Архипу. Как он, бедолага, жив остался, до сих пор сам понять не могу.
Илья переждал взрыв хохота молодежи и продолжил:
— И тут, как на грех, десятник Лука как раз мимо проезжает. То ли по делу какому, то ли полюбопытствовать, кто это так орет, то ли просто из вредности. И спокойно мне так говорит: «Этого больше не бей — он наш». Вот ведь паскудник — что ж я, своих обозных не знаю, что ли?
Слушатели были так увлечены рассказом Ильи, что не заметили прихода Анны, и ей захотелось постоять в сторонке, не привлекая к себе внимания, и просто посмотреть на веселые молодые лица, послушать смех, разговоры — в конце концов, нельзя же вечно быть только надзирательницей за благонравным поведением молодежи. Да и присутствие Алексея на посиделках ее заинтересовало — обычно он там появлялся редко, общения с отроками ему хватало и без того, а девицы, как сильно подозревала Анна, ничего, кроме раздражения, у него не вызывали. Открыто он этого не показывал, но занятия с ними всегда перепоручал другим наставникам.
Когда стих очередной взрыв хохота, Петька, без сомнения, чувствующий себя героем дня, посчитал своим долгом тоже высказаться:
— Да-а-а, дядька Илья, попасть-то ты попал, да только не туда, куда целился. Вот бы тебе такую меткость, как у вдовы Арины. Это ж надо — поболее чем с сотни шагов охотничьей стрелой да доспешного воина уложить! Ведь прямо в глаз попала!
Анна заметила, как при этих словах Аньку перекосило — словно незрелое яблоко надкусила.
— Не тем восхищаешься, урядник, — неожиданно подал голос Алексей. — Оно, конечно, для бабы попасть в человека за сто с лишним шагов — уже хорошо, но на этом все ее искусство лучницы и кончается. Все остальное — либо суматошность, либо везение.
Все головы сразу же повернулись в сторону старшего наставника, а он, отлепившись от стены, сделал несколько шагов, по привычке встав так, чтобы держать в поле зрения всех слушателей.
— Суматошность, простительная конечно же и понятная, в том заключалась, что вдова Арина, выскакивая из избы, не посмотрела, какой колчан хватает — кто ж при нападении татей стрелы на птицу берет? Но, повторяю, в тот миг для нее это было вполне простительно. Ну а насчет того, что прямо в глаз попала — чистое везение. Отрок Никодим!
— Здесь, господин наставник!
— Расстояние, скажем, сто сорок шагов. Сколько времени стрела в полете находится?
— Не меньше чем два счета. А то и три — как стрелять.
— И что же, тать доспешный так все это время и стоял, замерев, морду под выстрел подставляя? Вы себе такого воина представить можете?
Ответа на свой вопрос Алексей, разумеется, не ждал, но все равно некоторое время помолчал, давая слушателям возможность осмыслить сказанное, а потом сам же на свой вопрос и ответил: